Следующее интервью Путина: работа над ошибками–1

pavel_shipilin

---

В интервью Лексу Фридману (имя при рождении Алексей Федотов), в том самом, где Такер Карлсон назвал тупым ответ Путина о нацизме на Украине, был еще один любопытный эпизод, о котором почему-то мало говорят. Хотя это странно, ведь в нем прозвучал анонс еще одного интервью российского президента для американской аудитории.

---

---

 

Для недоверчивых сообщаю таймкод: 1ч 51м 14с.

Лекс Фридман: Люди Путина уже давно проявили интерес к разговору со мной. А вы как раз говорили с ним. Какой совет вы бы дали?

Такер Карлсон: О, сделайте это немедленно! Кстати, как у вас с русским языком — поддерживаете его?

Лекс Фридман: Свободно владею. Так что, скорее всего, оно будет на русском.

Мне бы хотелось, чтобы наш президент учел те ошибки, которые допустил в предыдущем интервью. И не только в нем. И не только наш президент, но и мы с вами.

Одну, если можно так выразиться, сформулировал Такер Карлсон.

Что касается нацизма, я действительно чувствовал, что мы говорим настолько мимо друг друга, что никогда не придем… Я такой: «О чем, черт возьми, ты говоришь?» Особенно когда я решил или пришел к выводу, что он реально это имел в виду. Я такой: «Для меня это слишком абсурдно».

Обратите внимание: Такер Карлсон — совсем не среднестатистический американец. У него историческое образование, он давно интересуется Россией, много читал наших великих писателей и много что понимает. Хотя, как сам признается, далеко не все. И тем не менее то, что нам кажется очевидным, для него — «мимо друг друга».

Он объясняет почему, что облегчает нам задачу, если мы пытаемся разобраться, как мыслит противник. А это очень важно, ибо помогает предугадать его возможные шаги в той или иной ситуации. Поэтому позволю себе длинную цитату из диалога двух неглупых людей.

Такер Карлсон: Я ненавижу все эти разговоры, потому что они ненастоящие. Это просто переход на личности, способ ассоциировать кого-то с режимом зла, которого больше не существует. Ведь нацизм, каким бы он ни был, неотделим от немецкой нации. Это было националистическое движение в Германии, других нацистов не было, верно? Не было ни одной книги о нацизме вроде: «Я хочу быть нацистом». Что значит быть нацистом? Ведь «Майн кампф» — не то же самое, что «Капитал», верно? «Майн кампф», как я понимаю, это злоба на Версальский договор. Неважно, я крайний антинацист. В 2024 году нацистское движение невозможно, это способ называть людей злом. Итак, Путину не нравятся националистически настроенные украинцы. Путин вообще ненавидит национализм, что интересно. Конечно ненавидит, ведь у него восемьдесят республик, и он боится националистических движений, из-за этого он развязал войну в Чечне. Так что я его понимаю. Но у меня другое — я за национализм, я за американский национализм, поэтому я не согласен с Путиным в этом вопросе. Но называть их нацистами — это, по-моему, ребячество.

Лекс Фридман: Ну я верю в то, что он в это верит.

Такер Карлсон: Я согласен с этим, так как я слышал это, потому что в Соединенных Штатах все всегда называют друг друга нацистами [видимо, когда хотят оскорбить]: «Ты нацист». Но я слышал это и думал: «Это самая глупая и неубедительная фраза, которую только можно использовать». Я сидел и слушал, как в течение восьми минут он говорил о нацистах, и я такой: «Мне кажется, он в это верит».

Лекс Фридман: Да, я много общался с людьми, живущими в России, и они тоже в это верят. Правда, здесь есть свои нюансы. Слово «нацист»… Вторая мировая война укоренилась глубоко в сердцах многих русских и украинцев.

Такер Карлсон: Я понял, понял.

Лекс Фридман: То есть вы употребляете это слово как политический термин, как, например, в США используют слово «расизм» и все такое прочее. Потому что вы знаете, что если используете термин «нацизм», это может глубоко затронуть людей.

Такер Карлсон: Думаю, здесь вы совершенно правы.

Лекс Фридман: Но для меня это еще и очень отвратительный поступок…

Такер Карлсон: …Я согласен…

Лекс Фридман: А еще я хочу уточнить, что в Украине есть неонацистские движения, но они очень малочисленные. Вы говорите, что есть различия между нацистами и неонацистами. Бесспорно. Но это небольшой процент населения, крошечный процент, который не имеет никакой власти в правительстве. И насколько я знаю, нет никаких данных, свидетельствующих о том, что они имеют вообще какое-либо влияние на Зеленского и правительство Зеленского. Так что на самом деле, когда Путин говорит о денацификации, думаю, он имеет в виду националистические движения.

Такер Карлсон: Думаю, вы правы. Я согласен со всем, что вы сказали. Я думаю, что Вторая мировая война занимает такое место в славянской обществе, польском обществе, в центральной Восточной Европе, которое она не занимает в Соединенных Штатах. Вы только посмотрите на количество погибших — десятки миллионов против менее чем полумиллиона. Была уничтожена большая часть мужского населения этих стран. Так что конечно все это еще вызывает резонанс в этих странах. Я понимаю. Мне кажется, я наблюдал за злоупотреблением словами, за использованием слов в политических целях так долго, что мне просто не нравится (хотя иногда я и сам этим занимаюсь, простите), но мне просто не нравится клеймить людей одним словом: он нацист, он либерал или что-то в этом роде.

Мне бы не хотелось, чтобы вы сейчас акцентировали свое внимание на неточностях вроде такого мимоходом брошенного замечания: «он развязал войну в Чечне». Гораздо важнее суть дела: они искренне не видят нацизма на Украине. А это значит, мы не найдем поддержки на Западе.

И тут два варианта: или мы не обращаем внимания на его истерики (я не имею в виду Такера Карлсона и Лекса Фридмана, это далеко не самые худшие представители Запада), или пытаемся достучаться, так сказать, до сердец. А поскольку готовится новое интервью, то, значит, все же пытаемся. Но в таком случае надо основательно корректировать план, если над ним уже начали работать.

Стоит ли доказывать почти четырехмиллионной аудитории Лекса Фридмана / Алексея Федотова, что бандеровцы — это наследники немецких нацистов, и именно так мы к ним и относимся? Аудитории, которая с молоком матери впитала убежденность в том, что нацизм был сравнительно коротким эпизодом в истории лишь одной страны в мире — Германии, и эта болезнь, по мнению американцев, окончательно и бесповоротно побеждена.

Я думаю, бесполезно. Тем более что зло нацизма было обнаружено в самом конце войны, когда стало известно о лагерях смерти. Причем стало известно благодаря СССР, а союзники просто вынуждены были признать эту страшную правду. До этого немцы считались англосаксами вполне цивилизованным европейским народом, который, конечно, начал войну, но это единственная его вина.

Такер Карлсон рассказал, что он собирался услышать от Владимира Путина о причинах начала СВО — НАТО настолько близко подобралось к границам России, что терпеть это дальше было невозможно. Журналист очень хорошо осведомлен об обещаниях американских президентов, госсекретарей, европейских политиков, которые они в разное время давали Горбачеву, Ельцину и Путину. И он, можно сказать, сочувственно к этому относится, поскольку явно читал лучших американских политологов вроде Джорджа Кеннана или Джона Миршаймера, которые предупреждали, что Кремль обязательно ответит.

Но вместо этого он и его аудитория, которая ему доверяет, услышала то, чего они не в силах понять. И мне кажется, не стоит вообще им об этом говорить. А если и говорить, то на правах победителя — потом, после войны, которая, вполне возможно, не за горами. Когда они будут вынуждены слушать и слушаться.

Есть еще один важный термин, который мы с западниками трактуем по-разному. Но об этом — во втором посте на тему будущего интервью.