Как встречают гостей в Киеве

Некогда братский Киев, куда москвичи могли прилететь на выходные – есть сало и пить горилку, – превратился в неприступную твердыню. Сергей Стишов обнаружил в тамошнем аэропорту надмирный СССР, где представители разных народов объединяются на почве того, что их не пускают на Украину.

______

Я оказался в Борисполе в праздник Святой Троицы, когда после недавней инаугурации Порошенко на Украине формально все должностные лица были и.о., а новые назначения должны были посыпаться на следующий день. Мы летели из Тбилиси в Москву с заездом в Киев на три дня, повидать друзей. Киев один из немногих городов, где я всегда себя чувствовал комфортно. Гостеприимный, свободный и наполненный энергией безудержного веселья и кутежа, Киев лечил, вселял надежду и поддерживал дух. На этот раз, полюбовавшись извилистыми протоками Днепра из иллюминатора, я стал участником кафкианского КВН.

Перед покупкой билетов я обратился в посольство Украины в Тбилиси, к друзьям в Киеве и к фейсбуку. Эти три кита заверяли, что максимум по прибытии меня ждет пятнадцатиминутное собеседование на границе. Деньги у меня были, на боевика я не похож, а на проходной встречали граждане Украины, готовые поручиться. Моя девушка прошла контроль без лишних вопросов, а вот меня попросили остаться, сопроводив к кабинету.

Здесь уже терлись человек 20, по виду которых я понял, что ждали они уже не первый час. Среди них двое иностранных полицейских, которые что-то весело обсуждали. К ним подходили пассажиры, задавали какие-то вопросы, но те только пожимали плечами. Услышав, что они говорят на кастильском диалекте, я выяснил, что прилетели они из Мадрида по приглашению МВД Украины делиться опытом по разгону массовых беспорядков. Абсурд заключался в том, что, приехав по дипломатической линии, они ждали специально аккредитованного переводчика для собеседования. Прождали испанцы три часа, а перед тем как выйти на украинскую землю, их попросили снять полицейскую форму.

Все остальные терпеливо ждали, хотя многие транзитники опаздывали на свои рейсы в другие города Украины. Только азербайджанцев депортировали сразу — тем же рейсом, которым они прилетели. С тель-авивского самолета привели бабку лет восьмидесяти, прилетевшую хоронить брата. У нее была целая папка документов, в аэропорту ее встречали родственники, но продержав часов пять, несчастную развернули на Землю обетованную.

Время тянулось, украинская авиакомпания «МАУ», доставившая меня из Тбилиси в Киев, не предложила нам ни воды, ни еды, а магазины, кафе в этой зоне отсутствуют. Мои сим-карты отказывались ловить украинские сети, связь была только по вайфаю. Так я узнал, что друзья уже делают попытки повлиять на ситуацию снаружи. Плохая новость пришла в сообщении от друга, имеющего по бизнесу связи на границе: «Там … [хреновая] смена. Никто не хочет с ними связываться из тех, с кем я работаю».

Хреновую смену возглавлял лидер, которого боялись все пограничники, таможенники, представители авиакомпаний, и только уборщица на него клала. Молодой офицер в камуфляже, аккуратный, подтянутый, резвый. Говорил на русском без акцента, казался вежливым, но, закрывая дверь в кабинет, произносил коронную фразу: «Как они меня … [достали], суки». Поймав его взгляд, я сказал, что меня ждет жена, что она волнуется, у нас нет связи. Минут через 15 меня вызвали, как «человека, которого ждет жена». Цель визита? Навестить друзей, они меня встречают. Он записал их имена. Посмотрел на мой билет в Москву. Спросил, сколько у меня с собой денег. Я сказал 3000 евро. Чем занимаетесь? Искусствовед, специализируюсь на керамике. Чем занимаются друзья? Художники, музыканты, режиссеры, архитекторы. Все было вежливо, меня попросили подождать еще.

По прошествии нескольких часов у дверей мы остались втроем с йогами из Москвы и Новосибирска, летевших на фестиваль в Ивано-Франковске, — их подругу также пропустили без вопросов. Йоги, в отличие от меня, имели приглашения и другие документы, подтверждающие цель визита, и были похожи на «колорадов», как я на Божену Рынску. Нас сопроводили забрать багаж, которого у меня не было — его забрала моя девушка, — а потом с вещами привели назад. Стало очевидно, что нас не пустят. К тому же с воли пришло сообщение: встречающим меня друзьям сказали, что я буянил.

Вскоре последовало второе интервью. Старший погранец, листая мой паспорт, заметил, что я много путешествую. «Что вы делали в Иране?» — спросил он.

— Ездил изучать культурное наследие этой страны, Персеполис.

— А в Индии что вы делали?

— У меня там был мелкий бизнес, а теперь я просто уезжаю туда на зиму.

— Ничего запрещенного не везете?

— Нет!

— Подождите.

Минут через 15 меня снова вызвали и зачитали мне отказ во въезде по причине «недоказанности цели визита». А также объяснили, что я могу подать апелляцию или добиваться справедливости через суд. Подписывать протянутую бумажку я отказался, но заметил, что документ составлен на украинском и там уже стоит имя, фамилия и подпись переводчика, который мне якобы переводил на русский. Я снова оказался за дверью. Йоги рассказали, что их тоже завернули — из-за отсутствия брони гостиницы: ребята должны были жить на «йога-вписках». Нас выпроводили в зал ожидания, где за отгороженной частью уже сидело несколько человек. Я сел поближе к розетке, подключил ноутбук и стал переписываться с друзьями, пытаясь нащупать рычаги влияния. Нащупал — начальнику погранотряда ушли письма и СМС, но ответа все не было. Время было уже позднее, я попросил всех ждавших меня снаружи друзей ехать домой: утро вечера мудренее.

Состав «террористов», с которым я остался коротать ночь, был вполне себе интернациональным. Четверо алжирцев околачивались тут уже третьи сутки. Был армянин, летевший на свадьбу к брату в Николаев. Азербайджанец, который прикидывался грузином, чтобы пить армянский коньяк. Шахтер и еще какие-то спящие пассажиры в трениках. В принципе, их всех можно было заподозрить в чем угодно: кавказца можно было принять за приблатненного жулика, алжирцы могли сойти за наемников, шахтер — за добровольца. Йоги были похожи на каких-нибудь левых или энбэпэшников. В курилке, разговорившись с алжирцами на ломаном французском, я оказался в центре внимания как первый человек, который худо-бедно их понимал. Пограничники обрадовались, что теперь они могут наладить контакт с ними, спросив, откуда я так хорошо знаю арабский (кстати, алжирцы, которым я с дуру дал свой мобильный, теперь трезвонят мне каждый день и зазывают в гости).

Без посадочного талона нам ничего не продавали в дьюти-фри, в кафе все стоило очень дорого, а платить — только по карточке или за гривны. Я был одет в короткие шорты, вьетнамки и майку — под кондиционерами было холодно. Слава Шиве, йоги выделили кофту, а в рюкзаке томилась бутылка чачи. Пока люди в форме выполняли план, удовлетворяя свою ненависть к человечеству, сотрудники аэропорта отнеслись к нам по-человечески и подгоняли разный грев, сигареты, бутерброды и воду. Делалось это тайно: украинцы боятся, что их обвинят в помощи террористам, объявят предателями, выгонят с работы, пошлют на восточный фронт.

Постепенно алжирцы набрались по полной программе: на их пиво хорошо легла моя чача. Их навязчивой идеей было завладеть машинкой-пылесосом, на которой ездит уборщик, и уехать на ней в Алжир. Но почему-то обязательно через Рим. Пока алжирцы пытались зажать пылесос в угол, уборщик матом орал пограничникам, чтобы убрали «этих черножопых». Пограничники спросонья еще не понимали, что происходит, а самый маленький араб, который не пил, нарезал круги по залу, держась за голову и причитая на арабском: «Харам, харам, харам». Дежурным пришлось обращаться ко мне за помощью: арабы признавали только мой авторитет, посылая их на всех языках. В итоге пылесос отделался легким испугом, а уборщик подошел ко мне и, кивнув куда-то, шепотом спросил: «Это и есть ваши чечены?»

Под сквозняком кондиционеров мне удалось вздремнуть пару часов. Наступил красивейший рассвет, и стали появляться утренние пассажиры. Один из погранцов сказал, что на меня написан рапорт и теперь мой вопрос в аэропорту никак не решить. Нужно ехать в часть неподалеку, адрес: Борисполь, 7. Я начал будить сообщениями друзей, чтобы они ехали в часть. Выяснилось, что меня собрались депортировать в Тбилиси в 12.20. Подошла новая смена пограничников. Главный пожал всем руки, представился и сказал: «Ребята, мы просим прощения за этих мудаков. Когда мы после них заступаем на смену, у нас у самих волосы дыбом встают, что они творят!» Однако ничего поделать они уже не могли: рапорты ушли наверх, в погранчасть Борисполь, 7, которую безуспешно осаждали мои друзья и жена.

Впрочем, я сам никуда не ушел и остался наблюдать. Мимо меня провели мальчика лет 17, худосочного, с модной стрижкой и в очках, в руках — клетка с рыжим голубоглазым котиком. «Чечен, наверное», — сказал я громко, показав на кота пальцем. Засмеялись и «террористы», и наши охранники, которые, откашлявшись, стали помогать мне с подбором удобных варианты вылета в Москву. В закутке «террористов» начался пир на весь мир — надежда на чудесное избавление от плена таяла с каждой секундой. Один пограничник собрал у всех желающих валюту и сходил поменять на гривны, второй принес сигарет. Армянин достал «продукты из Армении», я — бутылку кахетинского и мцване, и под хруст ереванских огурцов в наше гетто стали заходить люди, забракованные новой сменой. То были совсем другие лица — и все граждане РФ: один был крупногабаритный сын Мордовии, на котором я могу легко представить ментовскую форму. Его разворачивали уже второй раз, причем, как оказалось, в первый ему отказал тот же самый молодой садист, что мучил меня накануне. Мордвин начал залупаться, и дело чуть не кончилось дракой. Ключевой фразой скандала было: «Ты у меня Крым забрал!» Однако мордвин сообщил, что все равно собирается «… [трахнуть] их» и предпринять третью попытку прорыва границы. Второй задержанный из Нижневартовска имел крепкое телосложение, военную стрижку, а костюм на нем сидел, как на Гитлере лубутены. Третий был тоже спортивный, но помоложе — его проблема была в том, что светлые волосы и бородка отдавали немного в рыжину, а голубые глаза и нос с горбинкой дополняли картину маслом: «племянник Рамзана, задержан в Борисполе при попытке провоза установки «Град».

Во второй половине дня из города пришли вести: у друзей приняли заявление, но сказали, что мои шансы выйти в Киев минимальные и, если что, им перезвонят. Я плюнул на все и поменял билет в Тбилиси на Москву за свои деньги. На границе в Домодедово меня тоже допрашивали, но сил общаться с ними вежливо уже не было никаких:

— Почему вас не пустили на Украину?

— Потому что я террорист!

— Что вы делали в Грузии?

— Ел хинкали!

— Что вы делали в Иране?

— Курил опиум!

Но русские пограничники — это уже совсем другая история.

Источник