О "НЕСЧАСТНОМ" РУССКОМ КРЕСТЬЯНИНЕ И СЧАСТЛИВОМ ЕВРОПЕЙСКОМ...

_________________

Александр Горянин

из книги "МИФЫ О РОССИИ И ДУХ НАЦИИ"

                                          Раз уж мы упомянули освобождение помещичьих крестьян в 1861 году, проделайте такой опыт: спросите какого-нибудь знакомца, слывущего эрудитом, какой процент тогдашнего населения России они составляли? Потом второго, третьего. У меня хватило терпения опросить пятерых. Все ответили, что, посколь-ку Россия была тогда крестьянской страной, процентов 90. Они сказали так не потому, что где-то встречали подобную цифру, а потому, что цифра была в духе того, что они вынесли из советской школы. Правильный же ответ таков: около 28% (22,5 млн освобожденных от крепостной зависимости на 80-миллионное население страны). Во времена Павла I, всего шестью десятилетиями раньше, доля крепостных была вдвое(!) выше. То есть, выход людей из крепостного состояния происходил естественным ходом вещей и до реформы 1861 года, притом исключительно быстро. Эти данные вы найдете во множестве книг, на-пример, в трудах авторитетного дореволюционного историка крестьянства В.И.Семевского ("Крестьянский вопрос в России...", т.1-2, СПб, 1888 и др.). Но и тени представления об этом не встретишь сегодня даже у начитанных людей.

Вспоминаю об этом всякий раз, читая очередные, но примерно одинаковые, рассуждения об "исторических судьбах" нашего отечества (или "этой страны"). Как я уже упоминал, нынешняя вспышка журнального россиеведения почему-то чаще отмечена отрицательным знаком. Я уже привык к неофитскому трепету, с которым очередной пылкий невежда клянет наше несча-стное, на его (ее) вкус, прошлое. Им всегда ненавистна "крепостная Россия", "немытая Россия" (о "немытой" у меня будет отдельный и подробный разговор), "деспотическая Россия", "нищая Россия" (при внимательном же анализе написанного обычно видно, что ненавистна всякая Россия), и почти из каждой строки торчит незнание предмета.

С придыханием пишут, например, как все хорошо и правильно складывалось в благословенной Европе. Вспоминают продовольственную программу XVII века, выдвинутую французским королем Генрихом IV: "хочу, чтобы каждый мой крестья-нин по воскресеньям имел суп, а в нем курицу". Правда, прошло почти сто лет после этих замечательных слов, и путешествующий по Франции Жан Лабрюйер записывает следующее: "Всматриваясь в наши поля, мы видим, что они усеяны множеством каких-то диких животных, самцов и самок, со смуглым, синевато-багровым цветом кожи, перепачканных землею и совершенно сожженных солнцем... Они обладают чем-то вроде членораздельной речи, и когда кто-либо из них поднимается на ноги, у него оказывается человеческое лицо... На ночь они прячутся в свои логовища, где живут черным хлебом, водой и кореньями" (цитату из Лабрюйера приводит Ипполит Тэн в своей знаменитой книге "Старый порядок", пер. с франц., СПб, 1907). За один 1715 год, пишет уже сам Тэн, от голода (не от чумы!) вымерла треть крестьянского населения Франции - и, заметьте, это не вызвало даже бунта против помещиков. В маленькой Саксонии от голода 1772 года умерло 150 тысяч человек - и тоже обошлось без потрясений.

Как беспощадно жестко была регламентирована жизнь крестьян Англии (уж не говорю о батраках, работавших за репу и джин) вплоть до конца Промышленной революции, я понял, побывав в музее крестьянского быта в графстве Уилтшир. Зато, слышу я, английский крестьянин остался свободным человеком. Скорее в теории. Он был намертво прикреплен к месту рождения. Как раз в годы царствования нашего Петра I, главного русского закрепостителя, в Англии свирепствовал Act of Settlement, по которому никто не мог поселиться в другом приходе, кроме того, где родился, под страхом "ареста и бесчестия". Для простой поездки в город крестьянину требовалось письменное разрешение (license). Многие помещичьи поля еще в XIX(!) веке охранялись с помощью ловушек и западней, которые могли искалечить и убить голодного вора. Видно, были причины охранять.

По контрасту, в набросках к неоконченным "Мыслям на дороге" Пушкин приводит слова своего дорожного попутчика - что характерно, англичанина (пушкинисты выяснили, что звали этого человека Calvil Frankland и что он жил в России в 1830-31 годах ): "Во всей России помещик, наложив оброк, оставляет на произвол своему крестьянину доставать оный, как и где он хочет. Крестьянин промышляет, чем вздумает, и уходит иногда за 2000 верст вырабатывать себе деньгу... Я не знаю во всей Европе народа, которому было бы дано более простору действовать". Министр уделов Д.А.Гурьев писал в 1811 году о крестьянах: "Они занимаются всякого рода торгами во всем государстве, вступают в частные и казенные подряды, поставки и откупа, содержат заводы и фабрики, трактиры, постоялые дворы и торговые бани, имеют речные суда".

Царящие ныне представления о русском крестьянстве былых времен неузнаваемо искажены политическими манипуляциями, и такой ненаучный источник, как изящная словесность оказывается в этом смысле надежнее, чем труды неизлечимо пристрастных "прогрессивных публицистов" старой России, не говоря уже о марксистских историках советского времени. Или народный поэт Кольцов был соцреалистом XIX века, лакировщиком действительности? Приведу его стихотворение "Сельская пирушка" (1830):

 

Ворота тесовы растворилися,
На конях, на санях гости въехали;
Им хозяин с женой низко кланялись,
Со двора повели в светлу горенку.
Перед Спасом Святым гости молятся;
За дубовы столы, за набраные,
На сосновых скамьях сели званые.
На столах кур, гусей много жареных,
Пирогов, ветчины блюда полные.
Бахромой, кисеей принаряжена,
Молодая жена чернобровая
Обходила подруг с поцелуями,
Разносила гостям чашу горькова;
Сам хозяин за ней брагой хмельною
Из ковшей вырезных родных потчует;
А хозяйская дочь медом сыченым
Обносила кругом с лаской девичьей.
Гости пьют и едят, речи гуторят:
Про хлеба, про покос, про старинушку;
Как-то Бог и Господь хлеб уродит нам?
Как-то сено в степи будет зелено?
Гости пьют и едят, забавляются
От вечерней зари до полуночи.
По селу петухи перекликнулись,
Призатих говор, шум в темной горенке,
От ворот поворот виден по снегу.

 

Марксисты небезуспешно вдалбливали мысль о том, что русский крестьянин был нищ всегда, на протяжении всей истории России. Так ли это? Вот каков был, по разысканиям В.Ключевского, в 1630 (после разрухи Смутного времени!) типичный малоземельный крестьянский двор Муромского уезда, засевавший всего-то около десятины (1,09 га) озимого поля: "3-4 улья пчел, 2-3 лошади с жеребятами, 1-3 коровы с подтелками, 3-6 овец, 3-4 свиньи и в клетях 6-10 четвертей (1,26-2,1 куб.м - А.Г.) всякого хлеба" .

С неожиданной стороны освещает уровень благополучия допетровской России Юрий Крижанич, хорват и католик, проживший у нас во времена царя Алексея Михайловича 17 лет (с 1659 по 1676) и увидевший значительную часть тогдашнего русского государства - от его западных границ до Тобольска. Крижанич осуждает - что бы вы думали? - расточительность русского простолюдина: "Люди даже низшего сословия подбивают соболями целые шапки и целые шубы..., а что можно выдумать нелепее того, что даже черные люди и крестьяне носят рубахи, шитые золотом и жемчугом?... Шапки, однорядки и воротники украшают нашивками и твезами [?], шариками, завязками, шнурами из жемчуга, золота и шелка".

Про бояр и говорить нечего. "На то, что у нас [т.е. в России - А.Г.] один боярин по необходимости должен тратить на свое платье, оделись бы в указанных странах [Крижанич перед этим рассказывал, как одеваются в Испании, Италии и Германии - странах, хорошо ему знакомых - А.Г.] трое князей... На западных платьях более разумного покроя нет ни пуговиц, сделанных из золота и драгоценных камней, ни золотых твезов, ни шелковых и золотых кистей, ни жемчужных нашивок".

Но и это еще не все. "Следовало бы запретить простым людям употреблять шелк, золотую пряжу и дорогие алые ткани, чтобы боярское сословие отличалось от простых людей. Ибо никуда не гоже, чтобы ничтожный писец ходил в одинаковом платье со знатным боярином... Такого безобразия нет нигде в Европе. Наигоршие черные люди носят шелковые платья. Их жен не отличить от первейших боярынь" (Юрий Крижанич, "Политика", М., 1965). Любопытное "свидетельство о бедности", не так ли?

Кстати, Россия предстает в этих цитатах как страна, на триста лет опередившая свое время. Именно наш век пришел к тому, что "писца" почти во всем мире стало невозможно по одежде отличить от "боярина". В своем веке Крижанич подобных вольностей не видел более нигде. В России каждый одевался как желал  и  мог. Вне ее царил тоталитарно-сословный подход к облачению людей. Венеция  и  некоторые другие города-республики, читаем у Крижанича, "имеют законы об одежде, которые определяют, сколько денег дозволено тратить людям боярского сословия на свою одежду".                         


источник : http://miroslavie.ru/library/goryanin/goryanin_1.shtml

 

Рейтинг: 
Пока нет голосов.

_______________

______________

реклама 18+

__________________

ПОДДЕРЖКА САЙТА