Сергей Кара-Мурза рассказывает о том, что такое русофобия Запада, как она формировалась на протяжении тысячи лет и какой получился образ России и русских в рамках этой идеологии. А также призывает отнестись к западной русофобии рационально, без эмоций, как к другим факторам окружающей среды. Статья опубликована в научном журнале Центра изучения кризисного общества.
Люди осознают себя как народ в сравнении с другими народами («иными»). Начиная с ХVI века главными иными для русских стали народы Запада, в целом — Западная цивилизация. С Запада приходили теперь захватчики, представлявшие главные угрозы. У Запада русские перенимали многие идеи, технологии и общественные институты. По поводу отношения к Западу шел непрерывный диалог.
Самосознание русских никогда не включало ненависть к Западу в качестве своего стержня. От этого русских уберегла история — победы в больших войнах. За исключением части интеллигенции, в сознании русских не было комплекса неполноценности по сравнению с Западом. Да, многое есть у Запада, чем можно восхищаться, но есть и духовная пропасть, возникшая с отходом его от православного представления о человеке.
Национальное самосознание Европы тоже во многом отталкивалось от образа русских (вообще россиян) и России. Но этот образ периодически рисовался черными красками. Там возникла русофобия. Русофобия это широкий спектр отрицательных чувств и установок по отношению к русским, от страха до ненависти.
Русофобия присутствует как важный элемент в основных идеологических течениях Запада и оказывает влияние на отношение к России и в массовом сознании, и в установках элиты и правящей верхушки. Игнорировать этот фактор нельзя, он является важным качеством той «окружающей среды», в которой существует Россия.
Этот фактор надо изучать, стараться на него воздействовать, но относиться к нему рационально, как и к другим факторам окружающей среды. Нельзя давать волю эмоциям и тем более исходить из эмоций при выработке своих установок и решений.
Обижаться на русофобию, испытывать неприязнь к ее носителям, тем более отворачиваться от их «культурных продуктов» — глупо.
Западная русофобия имеет примерно тысячелетнюю историю и глубокие корни. Русофобия это большая идеологическая концепция, составная часть евроцентризма — лежащей в основе западного мировоззрения доктрины, согласно которой в мире имеется одна цивилизация — Запад (не в географическом, а в культурном смысле). Всякого рода фобии — страхи и ненависть к иным — стали с раннего Средневековья влиять на самосознание народов Запада. Это были фобии к тем, от кого исходил вызов («варвары на пороге»), и к тем, кого Запад подавлял и угнетал — и потому ожидал угрозы, которая таится под маской покорности. Почему Россия так возмущала Запад?
Ранним основанием русофобии стала ненависть к восточному христианству (православию), от которого с VII века стала отходить западная (католическая) церковь. В 1054 году римский папа Лев IХ и константинопольский патриарх Керуларий предали друг друга анафеме — произошел раскол (схизма). Анафема — это не размолвка двух королей, в Средние века она проводила духовную границу (эта анафема была «предана забвению» только в 1965 году).
Но расхождение началось раньше — разделением в IV веке на Западную и Восточную Римские империи. Наследницей Византийской империи (в духовно-религиозном смысле) и считала себя Россия. Еще в ХVIII веке все восточноевропейские народы обозначались понятием «скифы», пока историк Гердер не позаимствовал у варваров древности имя «славяне». Славяне долго еще были для западных европейцев скифами, варварами, Востоком.
Систематическая очистка Запада от славян продолжалась четыре века — с кровавых походов Карла Великого (VIII век). В хрониках, которые писали сопровождавшие его аббаты, славяне назывались не иначе как жабами и червями. Главы западных учебников всемирной истории о том, как Альберт Медведь и Генрих Лев очищали от славян центр Европы, читать страшно. Хотя моравы, венды и сербы уже были крещены, их уничтожали в качестве язычников. Остановили этот напор Александр Невский на севере и монголы в Венгрии в ХIII веке.
Православие было объявлено языческой ересью, и норманны опустошали побережья Византии и Балкан, следуя указаниям св. Августина: поступать с язычниками так же, как евреи с египтянами — обирать их. В XII века начались крестовые походы против славян. Важнейшим для русской истории стал IV Крестовый поход в 1204 году — против Византии, христианского государства.
Так, одним из первых истоков русофобии было представление о славянах Руси как религиозных отступниках.
В среде западников и в самой России духовная связь с Византией считалась причиной «умственной незрелости» русских. Чаадаев, писал: «Повинуясь нашей злой судьбе, мы обратились к жалкой, глубоко презираемой этими [западными] народами Византии за тем нравственным уставом, который должен был лечь в основу нашего воспитания».
Накал ненависти Запада к Византии сейчас понять трудно.
В XI томе «Всемирной истории», по которой учатся на Западе, дается такое объяснение: «При виде богатства греков латинский мир испытывает восхищение, зависть, подавленность и ненависть. Комплекс неполноценности, который будет удовлетворен в 1204 году, питает его агрессивность по отношению к Византии».
В XIII томе «Всемирной истории» IV Крестовый поход против Византии описан детально (на основе хроник самих аббатов). Все это знали на Руси. С тем же шли на Русь тевтоны. В 1232 году папа Григорий IХ призвал ливонских рыцарей-меченосцев идти в Финляндию «защитить насаждение христианской веры против неверных русских». В 1237 году этот же папа призывает организовать «крестовый поход». В этой кампании и произошла битва со шведами 1240 года на Неве, за которую Александр получил свой титул. В 1241 году Григорий IХ просит и норвежского короля присоединиться к «крестовому походу против язычников».
Это отношение к православию и православным славянам в принципе не изменилось в Новое время, да и до сих пор — оно просто ушло в подсознание. В XIX веке Карла Великого, «очистившего» Центральную Европу от славян, назвали главной фигурой истории Запада — выше Цезаря, Александра Македонского и христианских святых. Когда Наполеон пошел на Россию, его назвали «воскресшим Карлом». В 1942 году фашисты праздновали 1200 лет со дня рождения «Карла-европейца», а во времена Аденауэра кардинал Фpингс из Кёльна назвал холодную войну «реализацией идеалов Карла Великого».
Представление об «азиатскости» русских на Западе усилились после монгольского нашествия. Русских представляли жителями восточной и мифологической непонятной страны. Таинственное освобождение от монгольского ига и быстрое укрепление Руси лишь усилили русофобию — на Востоке вдруг неожиданно возникло огромное государство.
Тогда в Европе стало складываться ощущение восточной границы Запада, за которой находится таинственный чужой. Русофобия стала формироваться как большой идеологический миф.
Писатель Возрождения Рабле ставил в один ряд «московитов, индейцев, персов и троглодитов». Большие силы для идейного и художественного оформления русофобии были собраны с началом Ливонской войны (1558–1583). Считается, что она окончательно обозначила для западного человека восточные пределы Европы — реку Нарву и Псковское озеро.
Можно сказать, что на этом этапе идеологи русофобии уже отдавали себе отчет в евразийском характере возникающей Российской империи. Во время Ливонской войны татарская конница составляла существенную часть русского войска, а одно время касимовский хан чингизид Шах‑Али (Шигалей) даже командовал всей русской армией.
На Западе было объявлено, что цель России в Ливонской войне — «окончательное разрушение и опустошение всего христианского мира». Был выдвинут лозунг «Священной войны» Европы против России. Тогда была создана развитая технология психологической войны. Было широко использовано книгопечатание и изобретен жанр «летучих листков» (листовок). Это короткие иллюстрированные тексты для массового читателя. Они были дешевы, написаны простым образным языком и охватили значительную часть населения.
Для создания в листках черного образа русских были применены все художественные средства описания зла, найденные Возрождением. Главные из них такие.
Прямо или косвенно русских представляли через образы Ветхого Завета. Спасение Ливонии сравнивалось с избавлением Израиля от фараона. Утверждалось, что русские — это и есть легендарный библейский народ мосох, с нашествием которого связывались предсказания о конце света. Говорилось, что московиты есть искаженное слово мосох: «Потому что мосох или москвитянин означает, не больше ни меньше, как человек, который ведет страшную жизнь, напрягает, протягивает свой лук и хочет стрелять; то же делают и москвитяне». Или, у другого автора: «Нечему удивляться, так как сам народ дик. Ведь моски названы от Месха, что означает: люди, натягивающие луки». Миф о происхождении славян от Мосоха культивировался даже в конце ХVIII века в Императорской Академии наук, где большое влияние имели немецкие историки.
Другая тема — «азиатская» природа русских. При изображении зверств московитов использовались те же эпитеты и метафоры, что и при описании турок, их и рисовали одинаково [2].
Особо надо сказать о черном мифе об Иване Грозном, который создавался с ХVI века. Фигура Ивана IV должна была символизировать российское государство вообще, на все времена.
Его устойчиво определяли как тирана, так что слово «тиран» стало нарицательным для определения всех правителей России в принципе. Масштаб этого мифа и его идеологического применения таковы, что, по выражению немецкого историка, он с ХVI века по наши дни составляет «нерв русской истории».
Вот несколько мотивов этого мифа. Первый — патологическая жестокость, невиданная на Западе. Масштабы казней при Грозном преувеличены на два порядка (в десятки и сотни раз). С самого начала была дана и качественная оценка — царь Московитской державы «превосходит своей жестокостью Нерона, Калигулу, ... и, наконец, всех тиранов, которые описаны и ославлены историками, а также поэтами».
Большая литература посвящена красочным деталям зверств царя. В первой биографии Грозного, изданной на Западе (1585), говорится, что он любил играть в шахматы и проигравшим отрезал уши, нос и губы. Тех, кто отказывался играть, убивали сразу. В Ливонии царь «сжигал и убивал все, что имело жизнь и могло гореть, скот, собак и кошек, лишал рыб воды в прудах, и все, что имело дыхание, должно было умереть и перестать существовать».
Особый жанр разоблачений «Тирана Васильевича» называется «Тиранство над женщинами». Тут рассказы об изнасилованиях и похищениях женщин. Когда они царю надоедали, их возвращали мужьям, подвешивали над обеденным столом и заставляли бедного мужа кушать за этим столом. На улице знатные женщины при проезде царя должны были задирать подол и стоять так, пока не проедет вся свита.
Третий важный раздел — антихристианский и «азиатский» характер Грозного. Он обычно изображался на Западе в костюме турецкого султана, часто с пикой в руке, на которую насажена отрубленная голова. Писали о его гареме из 50 жен, причем надоевших он убивал самыми изощренными способами.
Многие и в России поверили, что по сравнению с Европой Россия была чуть ли не людоедской страной. Если им сказать, что за 37 лет царствования Грозного было казнено около 3–4 тысяч человек — гораздо меньше, чем за одну только Варфоломеевскую ночь в Париже тех же лет, их вера не поколеблется.
Да и если напомнить, что в тот же период в Нидерландах было казнено около 100 тысяч человек. Такова сила черных мифов.
На Западе изложение «мифа Грозного» часто завершалось планами военной интервенции в Московию — чтобы «освободить народ, ставший жертвой тирана». Эти планы замечательны и местами остроумны. В одном из них предусмотрен такой ход: в России повсюду должны строиться каменные немецкие церкви, а для московитов — только деревянные. Они быстро сгниют, московитам придется ходить в каменные немецкие, и так они незаметно для себя сменят религию.
После Ливонской войны русофобия полтора века питалась наработанными штампами и мифами. Самое популярное описание России было сделано Олеарием, отчет его был издан по‑немецки в 1647 году и непрестанно переиздавался почти на всех западных языках. Олеарий писал: «Наблюдая дух, нравы и образ жизни русских, вы непременно причислите их к варварам». Затем он по шаблону осуждал русских за недостаток «хороших манер» — за «плотскую похоть и прелюбодеяния», а также за «отвратительную развращенность, которую мы именуем содомией», совершаемую даже с лошадьми. Он также предупреждал будущих инвесторов, что русские «годятся только для рабства» и их надо «гнать на работу плетьми и дубинами».
Bologna : presso Manfredi Manfredo editore Via Venezia N. 1749, [ca. 1871]
Вольтер, желавший написать историю царствования Петра Великого, получил этот заказ от Елизаветы. Работа началась в 1757 году, из России Вольтеру доставлялись исторические материалы. Ломоносов готовил часть материалов для Вольтера и писал критические замечания на его текст. Ломоносов жаловался на общую тенденциозность труда. В смягченной форме Вольтер следовал той установке, которую выразил раньше в своей «Истории Карла XII, короля Швеции»: «Московия, или Россия … оставалась почти неизвестной в Европе, пока на ее престоле не оказался царь Петр. Московиты были менее цивилизованы, чем обитатели Мексики при открытии ее Кортесом. Прирожденные рабы таких же варварских, как и сами они, властителей, влачились они в невежестве, не ведая ни искусств, ни ремесел и не разумея пользы оных» [3].
Дипломаты, именитые путешественники и писатели сообщали о России самые нелепые сведения. В «Записках о России» (1754), хранящихся в архиве французского МИДа, дипломат говорит о русских: «Поскольку они по натуре своей воры и убийцы, то не колеблясь совершают одно или другое из этих преступлений, если случай представится, и это в ту пору, когда они постятся и даже водки себя лишают. Именно в это время напускной набожности особенно опасно находиться на улице в двух городах, в Москве и Санкт-Петербурге; большой риск, что ограбят и даже убьют. В обычае русских убивать тех, кого грабят; в объяснение они говорят, что мертвые не болтают».
Авантюрист Казанова в своих мемуарах описывает фантастическое зрелище: в праздник Богоявления на льду Невы перед Зимним дворцом строят Иордань, где пьяный поп крестит детей, окуная их в прорубь. Уронив случайно младенца в воду, он говорит родителям: «Другого!»
Даже достоинства русских объяснялись их предосудительными отличиями от цивилизованного западного человека.
Дени Дидро написал для большой книги аббата Рейналя «История двух Индий» (1780) раздел о России. Он таким образом объясняет, почему русский солдат столь отважен: «Рабство, внушившее ему презрение к жизни, соединено с суеверием, внушившим ему презрение к смерти». Поразительно, но эта формула ХVIII века почти без вариаций действовала 200 лет [4].
Краткий период благосклонности к российской монархии был связан с имперскими амбициями Наполеона. По выражению Алена Безансона, «вся Европа поистине теряет рассудок от любви к русскому самодержцу и объявляет его идеальным представителем рода человеческого. Ведь он избавил Европу от тирана Бонапарта, он даровал Польше конституцию. Бентам восхищается Александром, Джефферсон украшает свой кабинет его бюстом, г-жа де Сталь отправляется в Россию, чтобы вдохнуть там «воздух свободы» [1].
Но вскоре после Отечественной войны 1812 года русофобия принципиально обновилась. В столицах стали шептать, что Россия планирует создать всемирную монархию и что царь опаснее Наполеона. Безансон пишет: «Усомнившись в легитимности российского государственного строя, европейцы внезапно осознали, что Россия принадлежит к иной цивилизации. В Европе либеральное мнение почти повсеместно одерживает победу, во Франции свершается революция 1830 г., в Англии происходит реформа избирательной системы, а Россия в это время самым безжалостным образом подавляет восстание в Польше. В сравнении с XVІІІ столетием европейцы решительно меняют свое отношение к России. Кюстин, Мишле, Уркхарт, Маркс рисуют Россию самыми черными красками» [1].
После 1815 года русофобия стала раскручиваться и реакционерами, и революционными силами Европы. Если в ХVIII веке о России говорили как о стране просвещенного деспотизма, то теперь она слывет страной «деспотизма восточного». Революционеры проклинали Россию за то, что она мало помогает монархам, которых они сами пытались свергать. Монархи — за то, что не торопится помочь им подавить революцию. В 1849 году царь по настойчивым просьбам Австрии послал, согласно договору, войска на подавление революции в Венгрии. Эта акция ничего уже не решала, но возмущение было всеобщим. Как пишет Безансон, «после 1848 года Европа начинает относиться к России с особым ожесточением».
Ключевой идеей русофобии середины XIX века становится концепция, согласно которой Россия стремится покорить Европу и увековечить свое «монгольское господство над современным обществом».
В развитие этой концепции существенный вклад внес Маркс. Свою неоконченную работу «Разоблачения дипломатической истории XVIII века» (она написана в 1856–1857 годах) он завершает так: «Московия была воспитана и выросла в ужасной и гнусной школе монгольского рабства. Она усилилась только благодаря тому, что стала virtuoso в искусстве рабства. Даже после своего освобождения Московия продолжала играть свою традиционную роль раба, ставшего господином. Впоследствии Петр Великий сочетал политическое искусство монгольского раба с гордыми стремлениями монгольского властелина, которому Чингисхан завещал осуществить свой план завоевания мира. … Так же как она поступила с Золотой Ордой, Россия теперь ведет дело с Западом. Чтобы стать господином над монголами, Московия должна была татаризоваться. Чтобы стать господином над Западом, она должна цивилизоваться... оставаясь Рабом, то есть, придав русским тот внешний налет цивилизации, который подготовил бы их к восприятию техники западных народов, не заражая их идеями последних» [5].
Zürich : Verlag von Caesar Schmidt, [1887]
Это соединение «Европы и Азии» — один из главных мотивов русофобии. Задолго до Маркса Кюстин писал: «Нужно приехать в Россию, чтобы воочию увидеть результат этого ужасающего соединения европейского ума и науки с духом Азии» [6, с. 464].
Представление России как азиатской империи, стремящейся покорить Европу, — примитивный миф, но он был оживлен в конце ХIХ века практически без изменений. Так, еще при подготовке войны Франции с Россией появилась фальшивка под названием «Завещание Петра Великого». Якобы дипломат Д'Эон добыл эти материалы в русских архивах в 1756 году (историки показали, что текст сфабрикован). Для нас интересен смысл «завещания», в котором излагаются, в частности, такие «планы и рекомендации»:
«Ничем не пренебрегать, чтобы придать русскому народу европейские формы жизни и обычаи, и с этой целью приглашать из Европы различных людей, особенно ученых, или ради их выгод, или из человеколюбивых принципов философии… Втайне приготовить все средства для нанесения сильного удара, действовать обдуманно, предусмотрительно и быстро, чтобы не дать Европе времени придти в себя… Среди всеобщего ожесточения... послать по Рейну и морям “несметные азиатские орды”. Корабли внезапно появятся для высадки этих кочевых, свирепых и жадных до добычи народов… одну часть жителей они истребят, другую уведут в неволю для заселения сибирских пустынь и отнимут у остальных всякую возможность свержения ига» [7].
Европейцев сплачивали мифом, будто им приходилось издавна жить бок о бок с варваром непредсказуемым, ход мыслей которого недоступен для логического анализа.
В предисловии к книге Ларри Вульфа «Изобретая Восточную Европу» Айвер Нойман пишет о том, как менялась эта трактовка России в разные исторические периоды: «Неопределенным был ее христианский статус в XVI и XVII веках, неопределенной была ее способность усвоить то, чему она научилась у Европы, в XVIII веке, неопределенными были ее военные намерения в XIX и военно-политические в XX веке, теперь неопределенным снова выглядит ее потенциал как ученика — всюду эта неизменная неопределенность» [8].
Поразительно, что и во время Второй мировой войны правители враждующих стран иногда высказывали о России почти буквально одни и те же суждения. В январе 1942 года Геббельс сделал такую запись: «От подробностей, которые Зепп Дитрих рассказывает мне о русском народе в оккупированных областях, прямо-таки волосы встают дыбом. Величайшей опасностью, которая угрожает нам на востоке, является тупое упорство этой массы. Оно наблюдается как у гражданского населения, так и у солдат. Попав в окружение, солдаты не сдаются, как это модно делать в Западной Европе, а сражаются, пока их не убьют. Большевизм только еще усилил эту расовую предрасположенность русского народа. Стало быть, мы здесь имеем дело с противником, с которым надо держать ухо остро. Что сталось бы, если бы этот противник наводнил Западную Европу, — этого человеческий мозг вообще не в состоянии представить» [9].
А в Англии Черчилль в октябре 1942 года написал: «Все мои помыслы обращены прежде всего к Европе как прародительнице современных наций и цивилизации. Произошла бы страшная катастрофа, если бы русское варварство уничтожило культуру и независимость древних европейских государств. Хотя и трудно говорить об этом сейчас, я верю, что европейская семья наций сможет действовать единым фронтом, как единое целое под руководством европейского совета» (цит. в [10]).
Здесь надо отметить, что всякий раз, когда Россия вовлекалась в европейскую или мировую войну, хотя бы и оборонительную, Отечественную, западную элиту охватывал параноидальный страх, что результатом будет русское нашествие, которое поглотит Европу.
Так было после Отечественной войны 1812 года. Так было и во время I Мировой войны. Безансон писал: «Вообразите только Россию, выигравшую мировую войну, завоевавшую половину Европы, получившую, как обещали ей союзники, в безраздельное владение всю Польшу, Балканы и Константинополь: в результате мы, возможно, имели бы дело с той смесью нигилизма, крайнего национализма, расизма и антисемитизма, какая впоследствии возникла в нацистской Германии, — и весь этот кошмар в масштабах целого континента, да вдобавок освященный религией!» [1].
Даже Керенский, масон и западник, так начинал в эмиграции в 1942 году свою рукопись «История России»:
«С Россией считались в меру ее силы или бессилия. Но никогда равноправным членом в круг народов европейской высшей цивилизации не включали».
И далее Керенский продолжает: «Нашей музыкой, литературой, искусством увлекались, заражались, но это были каким-то чудом взращенные экзотические цветы среди бурьяна азиатских степей» (цит. в [11]).
На основании всего этого будет разумным принять, что в течение многих веков в правящей элите Запада складывалось и совершенствовалось устойчивое представление о России как об иной, чуждой и таящей угрозы цивилизации. Никаких признаков того, что это представление было подвергнуто пересмотру, не наблюдается.
Признанный в США идеолог войны цивилизаций Самюэль Хантингтон писал, что после окончания холодной войны вопрос о восточной границе Европы оказался открытым. «О ком следует думать как о европейцах, а значит, как о потенциальных членах ЕС и НАТО?» — вот, по мнению Хантингтона, смысл этого вопроса. Отвечая на него, Хантингтон проводит «культурную границу Европы, которая в Европе после холодной войны является также политической и экономической границей Европы и Запада», по линии, «веками отделявшей западнохристианские народы от мусульман и православных».
Эта линия идет по границе России с Финляндией и с республиками Прибалтики, разрезает территорию современных Белоруссии, Украины, Румынии и Боснии, упираясь в Адриатическое море на побережье Черногории.
Как видим, нынешняя Россия в цивилизационное пространство Европы (Запада) не включается.
Литература
1. Безансон А. Россия — европейская страна? Спор с Мартином Малиа. — Commentaire. 1999. №87.
2. Филюшкин А. Когда Россия стала считаться угрозой Западу? Ливонская война глазами европейцев. — «Россия‑ХХI». 2004, №3.
3. Вольтер. История Карла XII, короля Швеции, и Петра Великого, императора России. — СПб.: Лимбус Пресс, 1999.
4. Строев А. Россия глазами французов ХVIII — начала XIX века.
5. Маркс К. Разоблачения дипломатической истории XVIII века. // Вопросы истории. 1989. №4.
6. Кожинов В.В. Победы и беды России. Русская культура как порождение истории. М.: Алгоритм. 2002.
7. Партаненко Т.В., Ушаков В.А.. Образ России в революционной Франции («Завещание Петра Великого»). — В кн.: Великая французская революция, империя Наполеона и Европа. СПб., 2006.
8. Вульф Л. Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. М.: Новое литературное обозрение, 2003.
9. Орлов Ю.Я. Крах немецко-фашистской пропаганды в период войны против СССР. М., 1985. С. 98 – 99.
10. Бокарев Ю. «Открытое общество» и его друзья. // «Россия‑ХХI». 1996, №5-6.
11. Новиков Г.Н. Об архиве А.Ф. Керенского в Техасе. // Новая и новейшая история. 1993, №1.