Как уничтожали русское население в Галиции

В 1914 году в этот день, 4 сентября, в живописной долине Талергоф у подножия Альп, возле уютного австрийского города Граца открылся первый в истории Европы концентрационный лагерь.

Предназначался он исключительно для русинов – галицийских и буковинских. Для тех, кто не отреклись от имени русского в пользу насильственно насаждаемого властями украинства.

О нечеловеческих пытках в этом лагере смерти, как и о невиданном прежде в Европах мужестве православных узников, идет речь в статье "Святая гряда русских Карпат", ниже.

Нам могут заметить, что осень 1914 года – это уже разгар Первой мировой войны, в которой Австрия выступала противником России. И русофилы, каковыми было подавляющее большинство карпатских русинов, рассматривались империей Габсбургов как нелояльный, враждебный элемент. Однако это не оправдание геноцида, который готовился австрийцами с первых годов XX века, не говоря о судебных процессах против русофилов с 1882 года.

Задолго до мировой войны австрийская жандармерия ввела учёт «неблагонадежных в политическом отношении». В соответствующей графе обозначалось, как поступить с тем или иным лицом в случае мобилизации. Например: «Пристально следить, в случае чего – арестовать». Или: «Выслать вглубь страны» (последнее означало если не верную смерть, то тяжкие страдания: с 1914 по 1918 г. при депортации «вглубь страны» от голода и тифа погибнут свыше 50 тыс. русинов).

В декабре 1912 г. военный министр Ауфенберг предупреждал: «Те, кто обязан, силой прекратят русское движение в Галиции...» А украинофильская газета “Діло” конкретизировала задачи: «... русофилы ведут изменническую работу... Всех, кто только учит народ поступать так, следует немедленно арестовывать на месте и предавать в руки жандармерии...»

Галицкий историк и краевед первой половины XX в. Илья Тёрох писал, что в мирное время эти угрозы невозможно было привести в исполнение из-за влиятельности массового русофильского движения: «Теперь… нужно было иметь дело с сотнями тысяч изменников, государственную измену которых невозможно было доказать… Власти… выжидали случая, чтобы было за что зацепиться, и подготовляли целый ряд процессов о шпионстве, из коих первый начался в 1913 году накануне мировой войны….

Они преследовали проявление русского духа намеченными заранее мерами. Чтобы оказать помощь попикам и учителям украинофилам, власти решают ударить по крестьянскому карману. Они обильно снабжают кооперативы украинофилов деньгами, которые через посредство райфайзенских касс даются взаймы по деревням только своим приверженцам. Крестьяне, не желающие называть себя украинцами, займов не получают… Выборы в сейм и парламент сопровождаются террором, насилиями и убийством жандармами русских крестьян».

К началу войны русины особого трепета по отношению к австрийскому трону не испытывали. А ведь ничего противоправного на протяжении нескольких десятков лет русского возрождения в Карпатском регионе с 1848 года они не добивались. Ни о каком «воссоединении с Россией» речи не шло, хотели лишь признания их самобытного национально-культурного лица.

Даже профессор Украинского католического университета в Риме капеллан дивизии СС «Галичина» И. Нагаевский оправдывал неохоту русинов отдавать жизнь за цесаря. «Династия Габсбургов отдала украинский народ Галиции под гегемонию поляков. Никто из молодых людей не хотел идти на военную службу, хотя митрополит Андрей не раз говорил и убеждал даже сыновей священников в том, что военная служба является почетным служением своему народу».

И всё же из миллиона русских мужчин мобилизационного возраста около 20 тыс. добровольцев-украинцев за полмесяца во время мобилизации наскрести удалось. 2 тыс. из них вошли в состав первых украинских эсэсовцев – «Українських січових стрільців» (УСС), чей жёлто-синий флаг с австрийским орлом и галицким львом одобрил глава униатов Андрей Шептицкий.

Однако боевой дух отщепенцев благословение Шептицкого не повысило. Вот что писал ему брат, австрийский полковник Станислав Шептицкий: «Твое холопское войско пороха еще не нюхало, но известно, что при первой возможности они собираются «со славой» сдаться русским».

Вскоре пришлось «со славой» сдаваться русским и самому адресату. По случаю взятия русскими войсками Львова Андрей Шептицкий направил государю Николаю II поздравление с «успехами русской армии и воссоединением Галичины с Россией», уверяя «что трёхмиллионное население Галичины с радостью приветствует русских солдат, как своих братьев», а сам он «предан царю и Святой Руси, готов отдать жизнь и душу за дело царя».

Представитель МИД Австро-Венгрии при Верховном командовании барон Гизль свидетельствовал вслед за Станиславом Шептицким о том, с каким воодушевлением приветствовали русское войско карпатские города и сёла, с какой готовностью сдавались им австрийские полки с преобладанием карпато-россов.

Главнокомандующий эрцгерцог Фридрих в докладной записке Францу-Иосифу пояснял это уверенностью коренного населения Галиции, Буковины и Угорской Руси в том, «что оно по расе, языку и религии принадлежит к России».

А барон Гизль лишь утвердился в выводах, к которым пришёл, изучая обстановку ещё до Галицийской битвы: «Украинизм не имеет среди народа опоры. Это исключительно теоретическая конструкция политиков… Украинофильское движение среди населения не имеет почвы – есть только вожди без партий».

Из унии выходили целыми приходами. Красноречивы воспоминания временного управляющего церковными делами в занятых русской армией областях Австро-Венгрии митрополита Евлогия Георгиевского (тогда архиепископа Волынского и Житомирского). Прибыв во Львов, он остановился у штатного священника при управлении генерал-губернатора.

«Его квартира представляла проходной двор: двери целый день не закрывались, в комнатах с утра до ночи была толчея – приезжие священники, военные, мужики с запросами, с требованиями... "Дайте православного священника! Довольно нам бритых! Мы хотим – наших! С волосами, с бородой..."», – свидетельствовал архиерей.

Однако ни церковное, ни губернаторское управление не спешило удовлетворять все эти просьбы: «Стали мы с генерал-губернатором вырабатывать условия, какими следовало руководствоваться при назначении священников в присоединившиеся приходы. Было решено удовлетворять просьбы при наличии 75 процентов присоединившихся.

Но тут возник вопрос: как в военное время процентное отношение устанавливать?.. После долгих обсуждений комиссия постановила: если число православных в селе 90 процентов, храм – их; если меньше, – пусть служат по хатам».

«Велик и трогателен был восторг галичан, когда они узнали, что к ним едет Русский Царь, – продолжал владыка Евлогий. – Несмотря на то, что точная дата приезда всячески от них скрывалась и вся железная дорога от границы до Львова была оцеплена солдатами, они узнали о времени проезда и с церковными хоругвями и иконами крестными ходами устремились к железной дороге – стояли шпалерами по пути следования царского поезда…

Государь прибыл в сопровождении Верховного Главнокомандующего Великого Князя Николая Николаевича и генерал-губернатора графа Бобринского. Приехал он без всякого торжественного церемониала, в рабочей военной тужурке, быстро выскочил из автомобиля, на ходу бросив недокуренную папиросу, поздоровался со своими сестрами Ксенией Александровной и Ольгой Александровной, стоявшими при входе в храм в костюмах сестер милосердия, и направился ко мне...

Во время обеда, на площади перед генерал-губернаторским домом послышалось какое-то движение и пение. Оказывается, мои православные галичане с крестами, хоругвями и иконами, несмотря на запреты (официально император направлялся через Львов в войска, а вовсе не к населению, которое ещё не считалось его подданными. – Д.С.), прорвались во Львов и запели русский национальный гимн "Боже, Царя храни!".

Государь встал, вышел на балкон, прослушал гимн и сказал несколько сердечных слов. Восторг народа был неописуемый, нельзя было без слез видеть и слышать, как эти бедные галичане кричали "ура" своему Русскому Царю и долго не расходились, продолжая петь свои церковные и народные песни».

Однако после отхода русских войск из Галиции польско-австрийско-униатский террор возобновился с новой, мстительной силой. Вряд ли уже историкам откроется весь масштаб этого геноцида.

Лишь за неполные три года – с 1914 по 1917-й – в концлагерях и «полевыми судами» были замучены, расстреляны, повешены более 200 тыс. человек. Более 50 тыс. русинов погибли при депортации. От 150 тыс. до полумиллиона бежало в Россию (от террора уходили с русской армией целыми сёлами). (Кстати, многие россияне с вроде бы чисто украинскими фамилиями являются как раз потомками тех самых беженцев, отказавшихся предавать своих предков и становиться украинцами. И поэтому они вполне обоснованно считают себя самыми настоящими русскими. Впрочем, как и многие другие носители "украинских" фамилий. Например, кубанские казаки. Ибо, когда их предки двести с лишним лет назад переселялись на Кубань, никаких украинцев еще даже и в прожектах не было. И переселялись они будучи именно русскими. Русскими они и остались...Прим.RUSFACT.RU)

«Для трехмиллионного галицко-русского населения это были невосполнимые потери, – пишет Александр Каревин. – Погибли лучшие».

Дмитрий Скворцов, публицист    

   https://www.fondsk.ru/news/2018/09/04/korotkoe-schaste-galickih-rusinov-46723.html

Также по теме...

Святая гряда русских Карпат

Они кричали: «Да здравствует великая и нераздельная Русь!» даже под виселицей…

Собор карпаторусских святых состоит из мучеников, погибших от рук австро-венгерских властей в начале XX столетия за переход из грекокатолической унии в Православие. В 2006 году синод Украинской Православной Церкви Московского Патриархата утвердил соборное почитание святых карпатороссов, закрепив традицию, ранее установленную Православной Церковью в Америке.

Во второй половине XIX столетия в Галиции, на Буковине и в Подкарпатской Руси (ныне Закарпатье) произошёл взрыв всенародного возрождения общерусского чувства. Это было в 1849 году, когда русины впервые за полтысячи лет увиделись со своими братьями с «большой земли».

185-тысячная армия генерала И.Ф. Паскевича, шедшая Венгерским походом, потрясла их. Великое войско могучей державы оказалось «своим»! Да и российские солдаты, перевалив через Карпаты, были убеждены, что находятся всё ещё в России, и задавались вопросом, «где ж будет, наконец, земля неприятельская, мадьярская».

А спустя четверть века галицийская партия «Русская Рада» заявляла: «Мы больше не русины 1848 года, мы настоящие русские»…

В ответ австро-венгерские власти начали насильственную дерусификацию. Был придуман этноним «украинец», стали создавать соответствующий язык. Ввели запрет на возвращение в Православие из католической унии, насаждённой в Подкарпатской Руси в 1649-м, а в Галиции и на Малой Руси в 1656 году. Однако именно в области веры вызрело в Карпатах самое мощное сопротивление принудительной украинизации.

Из унии в святость

В 1903 году жители села Иза, что в пяти километрах от Хуста, пропели на службе православный Символ веры. Это означало выход из унии.

Село в тот же день было заполнено жандармами. По обвинению в государственной измене были арестованы десятки глав семей. По двадцати двум из них начался суд. Процесс шёл не в Хустском округе комитата Марамарош, а в преимущественно венгерском Сигете. Трое – Аким Вакаров, Василий Лазарь и Василий Кемень – были приговорены к 14 месяцам тюрьмы, остальные – к денежным штрафам.

Для осуждённых это взыскание вместе с судебными издержками оказалось настолько кабальным, что с молотка были пущены их земля, дома, скот и другое имущество. Аким Вакаров вскоре был зверски убит неизвестными. Односельчане вынуждены были хоронить его без священника, ибо на униатский обряд не согласились.

Похороны Вакарова стали толчком к массовому переходу в Православие уже окрестных сёл, хотя священников всё ещё не было и детей приходилось тайно крестить на Буковине в Румынской церкви. Верующие стали собираться в лесах и горах, совершая требы перед раскрытым Евангелием.

Да и откуда было взяться в Карпатах православным батюшкам, если с 1911 года даже в униатских духовных семинариях требовали от выпускников такое письменное обязательство: «Заявляю, что отрекаюсь от русской народности, что отныне не буду называть себя русским; лишь украинцем и только украинцем». Не подписавшим не давали прихода. Впрочем, это было лишь формальным закреплением практики, введенной главой украинских униатов ещё в 1900 г.

Вот что писал галицкий историк первой половины XX века Илья Тёрох: «С назначением Шептыцкого главой униатской церкви прием в духовные семинарии юношей русских убеждений прекращается. Из этих семинарий выходят священниками заядлые политиканы-фанатики… С церковного амвона они, делая свое каиново дело, внушают народу новую украинскую идею, всячески стараются снискать для нее сторонников и сеют вражду в деревне. Народ противится, просит епископов сместить их, бойкотирует богослужения, но епископы молчат, депутаций не принимают».

И в том же 1911 году Господь явил Подкарпатской Руси преподобного Алексия. Тысячи людей благодаря его подвижнической, исполненной гонений и лишений деятельности были крещены в православной вере. Вскоре ему, однако, пришлось бежать в США. Отец Алексий продолжал пристально следить за жизнью своей подкарпатской паствы, ведя с ней переписку, но австрийские власти, узнав о том, стали выслеживать и пытать каждого, кто получал письма с американским штемпелем.

Самым распространённым методом дознания был "анбинден" (подвешивание к дереву за одну ногу). Через час такого висения у жертв из носа, горла, ушей шла кровь… Многие спасались от «мучилищного дерева» в горах. Одиннадцать девушек (история сохранила их имена: Мария и Анна Вакаровы, Пелагея Смолик, Мария Мадор, Пелагея Тусть, Пелагея и Параскева Щербань, Юлианна Азай, Мария Прокун, Мария Довганич, Анна Камень) построили в лесу хижину, где стали жить по монашескому уставу. Выследившие их мадьярские жандармы, перед тем как бросить в тюрьму, загнали всех в горную реку и продержали в ледяной воде два часа.

В 1913 году они и ещё 176 человек были обвинены в «подстрекательстве» против Габсбургской империи в интересах России. Так начался 2-й Мармарош-Сиготский процесс.

Полиция «нашла» двух корчмарей-иудеев, которые свидетельствовали, что они видели у одного из арестованных русскую тысячерублёвку. Следователи предпочли не заметить, что банковский билет в тысячу рублей… тогда не существовал.

Королевский прокурор объявил, что подсудимые «находятся в сношениях с русским графом Владимиром Бобринским, членом Государственной Думы, с афонскими, холмскими, почаевскими, киевскими монахами и получают от них денежную поддержку с целью обратить жителей государства, живущих в Мармароше, Угоче и Переи, в православную веру для присоединения означенных территорий к русскому государству. Руководствовались они отчасти соображением материальной выгоды, отчасти же любовью к православной русской вере…».

Прибывший на процесс по собственной инициативе граф Бобринский изобличил нелепость обвинения, но это не помогло. Добровольно явился на суд и духовник русинов Алексий Карпаторусский. Преподобный был приговорён к наибольшему сроку – четырём с половиной годам тюрьмы. Более тридцати человек получили сроки от шести месяцев до двух лет.

Подвижничество подсудимых только придавало силы русинам. Ещё во время процесса в Изе было создано подпольное православное сестринство. Организовала его совсем юная Иулиания Прокоп. Жандармы ворвались в село и арестовали сестёр. Раздев догола и облив на морозе водой, их водили по селу для устрашения односельчан. Никто из девушек от Православия не отрёкся. Спасла их Великая война и вступление в Мармарош русских войск.

В 1918 году, когда Российская империя уже исчезла с карты мира, жандармы вновь схватили Иулианию: всю окровавленную, с переломанным носом и разбитой головой её, ещё дышавшую, закопали в подвале камеры пыток. Но на четвёртый день она очнулась и выбралась наружу; не менее чудесным образом её раны удивительно быстро исцелились.

Начальная школа для Гитлера

Насаждение украинства шло крайне туго и по северную сторону карпатских перевалов. Вплоть до Первой мировой войны большинство галичан оставалось москвофилами. В декабре 1912 года военный министр Австро-Венгрии барон Ауфенберг предупреждал:

«Те, кто обязан, силой прекратят русское движение в Галиции...» Украинофильская (тогда говорили: украиноманская) газета «Діло» конкретизировала задачу: «...русофилы ведут изменническую работу... Всех, кто только учит народ поступать так, следует немедленно арестовывать на месте и предавать в руки жандармерии...» Ну а жандармерия готова была «всех русофилов беспощадно уничтожать», как рапортовал комендант Львова генерал-майор Римль. К чему и приступили в 1914 году, прикрываясь «законами военного времени».

Открыл мартиролог карпатских священномучеников Максим Сандович – участник знаменитого Львовского процесса, первый священник, отслуживший православную литургию в польской части Лемковины. 6 сентября его расстреляли. Арестован о. Максим был вместе с беременной женой, которая родила уже в Талергофе – первом в истории «просвещённой Европы» концлагере.

Правда, лагерем Талергоф в 1914 году был только на бумаге, ибо до 1915 года (включая зимнее время) там не было бараков! Люди спали на сырой земле под открытым небом, под дождём, снегом, на морозе...

Олесь Бузина, убитый в апреле 2015 года, приводит свидетельства о питании узников: «Талергофский рацион состоял из пятой части армейской хлебной порции на весь день. Утром получали отвар из фасоли, в полдень — такую же похлебку из свеклы. Иногда — соленую репу и кусок селедки. Посуду не выдавали. Каждый обходился как мог. Делал углубление в куске хлеба и наливал туда жидкость или, отбив у бутылки горлышко, использовал ее вместо котелка. Большинство оставалось вообще без обеда».

«В народную легенду перешло талергофское кладбище у соснового леса, – читаем у одного из узников Талергофа, историка русинского движения Василия Ваврика. – Эта легенда передастся из уст и по наследству перейдет из поколения в поколение о том, что на далекой немецкой чужбине в неприветливой земле лежит несколько тысяч русских костей, которых никто не перенесет на родную землю. Немцы повалили уже кресты, сравняли уже могилы. Найдётся ли одаренный Божьим словом певец, который расскажет миру, кто лежит в Талергофе, за что выбросили немцы русских людей из родной земли?» Людей, даже в таких мучениях не отрекшихся от имени русского.

Целая команда студентов при наборе их из лагеря в австрийскую армию записала себя в анкетах русскими. То есть мальчишки попали в лагерь за то, что они русские, но не воспользовались возможностью выйти из ада и повторили своё «преступление». «Это “злодеяние” взбесило украинца, австрийского лейтенанта запаса, – пишет Ваврик о надсмотрщике Чировском. – Но ни один из них не отступил от раз сказанного… Студенты твердо стояли на своём и были готовы на большие жертвы за имя своих предков…

[Комендант] фон Штадлер всех приговорил к трехнедельному заключению в одиночных конурах под усиленной стражей и усиленным постом, а после этого на два часа “анбинден”. Понятно, что экзекуцию подвешивания исполнял сам Чировский... Каменного сердца выродка не тронули ни слезы матерей, ни обмороки, ни кровь юношей, у которых она пускалась из уст, носа и пальцев».

Битком забиты были русофилами и «штатные» тюрьмы. Главным образом по доносам украиноманских газет «Дiло» и «Свобода» (не в её ли честь названа сегодня на Украине нацистская партия?). Даже полиция выражала крайнюю озабоченность «перенаселением» тюрем. «В тёмном углу «Бригидок» (одна из трёх львовских тюрем. – В.Б.) шла экзекуция за экзекуцией... Последнего за то, что под виселицей крикнул: «Да здравствует великая и нераздельная Русь!», палач истязал на эшафоте четверть часа», – пишет Василий Ваврик.

По всей карпатской земле вершились казни, действовали полевые суды. Впрочем, суды ли? Современный австрийский автор Антон Хольцер в своей книге «Улыбка палача.

Неизвестная война против мирного населения 1914—1918 гг.», ссылаясь на «самого правдивого историка своей эпохи» Карла Крауса, признаёт, что «в восточных и южных областях Австро-Венгерской монархии насилие стало нормой: люди, лишь подозреваемые в подрыве устоев монархии, или те, которых не понимали окружающие, объявлялись предателями или вражескими шпионами». Их казнили без суда и следствия через повешение, расстрел, закалывание штыками.

На заседании имперского совета (1917 год) депутат Элиас Риттер фон Семака заявил: «По данным, полученным от некоторых офицеров, жертвами карательных акций в восточной Галиции стали более 30 000 мирных жителей». И это только в восточной части одной только Галиции, не говоря о Буковине, Подкарпатской Руси и польской ныне части Лемковины!

Солдаты и, главное, офицеры с удовольствием устраивали фотосессии на фоне своих жертв. Такие снимки, как свидетельствовал Краус, считались “сувенирами, напоминающими об исторических, героических приключениях” (не о таких ли «сафари» мечтали рвавшиеся прямо с Майдана на Донбасс его неудавшиеся усмирители в 2014-м? – В.Б.).

«Действия австро-венгерской армии против мирных жителей относятся к преступлениям, которые у большинства людей ассоциируются с геноцидом, проводившимся по чудовищному сценарию Гитлера. Это можно рассматривать как подготовительную школу ужасов национал-социализма», – признаёт рецензент книги «Улыбка палача» Ульрих Вайнцирль. Это, действительно, так: только с 1914 по 1918 год было уничтожено более 200 тысяч русинов.

«Не было ни одного населенного пункта, которого бы не коснулся террор, – отмечает современный киевский историк Александр Каревин. – Не щадили ни старого, ни малого. Среди казнённых были мальчики и девочки 5-7 лет и даже грудные младенцы. Нередко перед смертью приговорённых подвергали пыткам – обрубали пальцы, вырезали губы, выкалывали глаза. Родителей убивали в присутствии детей, детей – в присутствии родителей. Молодых женщин предварительно насиловали.

Иногда помимо «обычных» способов казни (расстрел, повешение, закалывание штыком) применяли более изощренные методы. Так, в селе Кузьмине Добромильского уезда австрийцы вбивали в стены хат железные крюки и вешали на них крестьян. Только за один день таким образом было замучено 30 человек…

От полного истребления галичан спасло быстрое наступление осенью 1914 года русской армии, в короткое время освободившей большую часть Галицкой Руси. К сожалению, «передышка» длилась недолго. Неудачи на фронте весной-летом 1915 года вынудили царские войска отступить. Вместе с русскими солдатами уходили на восток сотни тысяч (выделено мною. – В.Б.) жителей Галиции. На тех, кто не успел убежать, вновь обрушились австро-венгерские карательные экспедиции».

Увы, фронт не дошёл до большей части Лемковины, где за выход 60 000 человек из унии было уничтожено не только всё православное духовенство, но и 300… униатских клириков – лишь по подозрению в тайных симпатиях к России (один из них, Роман Березовский, вдовец, воспитывавший троих детей, на снимке повешенных слева). Повальному аресту была подвергнута также лемковская интеллигенция.

В 1914 году вся (!) она (священники, адвокаты, судьи, педагоги – зачастую с жёнами и детьми, а также студенты) была согнана в тюрьму польского города Новы-Сонч. По источникам историка Александра Сабова (родом из Подкарпатья), первыми перед трибуналом предстали священник Петр Сандович с сыном Антонием, только что окончившим университет. Приговор: «Государственную измену считать доказанной, виновных о. Петра Сандовича и его сына расстрелять»...

Как свидетельствовал в 1938 году во львовском издании «Временник» польский депутат Рейхсрата А. Дашинский, все русские депутаты этого парламента «австрийской» части Австро-Венгерской империи также были расстреляны.

И всё же, несмотря на такой нечеловеческий искусственный отбор русофобского населения Карпатского региона, русский дух в нём уничтожить не удалось, и в 1934 году украинское издание «Новий час» угрожало Талергофом уже новому поколению русинов: «Наши недобитки "русских" зашевелились, и именно на это надо обратить внимание, и этим не пренебрегать, но с корнем выпалывать бурьян».

И новые концлагеря специально для русинов устроили снова – теперь уже герои Украины. Об этом наша речь впереди.

Виктор Бобёр

4 сентября 1914 года... Первый европейский лагерь смерти Талергоф