Упрямство — привилегия ослов. Как проводили границу между Польшей и СССР

В действительности полякам не стоит так уж шельмовать своего соотечественника. Если взглянуть на историю переговоров СССР и Польши о границе, то получится, что лишь Эдвард Осубка-Моравский тогда проявил и здравый смысл, и политическую прозорливость, которая в конечном итоге пошла Польше только на пользу. Потому что тот договор 1945 года был, в общем, для Польши выгоден. Унизительным его могут полагать лишь те, кто спит и видит реализацию проекта «Polska od morza do morza», то есть «Польша от моря до моря».

Собственно, именно такие люди в своё время и дали основание Уинстону Черчиллю, чтобы сравнить Польшу с малосимпатичным падальщиком: гиеной. В период от восстановления польской государственности в 1918 г. и до момента начала Второй мировой войны польской агрессии подвергались все граничащие с ней страны. Момент нападения выбирали исходя из нехитрых соображений: кто сейчас наиболее слаб и беспомощен, тот и станет жертвой.

Так было в 1921 году, когда поляки под предлогом того, что в Верхней Силезии живут их соотечественники, напали на обескровленную Германию и отжали у неё четыре верхнесилезских округа, где находились богатейшие угольные шахты. Хотя насчёт соотечественников всё было не так уж очевидно: за пару месяцев до того нападения провели плебисцит, по результатам которого 63% населения хотели остаться в Германии.

Так было в 1919-1920 годах, когда Польша напала на Литву и, невзирая на протесты Лиги Наций, наскоро состряпала на её территории марионеточное государство под руководством генерала Люциана Желиговского, которое пару лет спустя присоединилось к Польше.

Так было в 1938 году, когда Польша отжала у гибнущей в результате Мюнхенского сговора Чехословакии Тешинскую область. Причём в этот раз поляки бежали, что называется, впереди паровоза, предъявив Чехословакии ультиматум за несколько дней до решающего аккорда Мюнхена.

Так было и с молодой советской республикой. На Парижской мирной конференции 1919-1920 годов союзники постановили считать восточной границей Польши «линию Керзона». То есть был выбран вариант, где граница проводилась бы с учётом этнографического принципа: земли с преобладанием польского населения оказывались к западу от этой линии, а с преобладанием литовского, белорусского и украинского — к востоку.

Тщетно. У поляков были другие намерения, которые их лидер Юзеф Пилсудский огласил, нимало не скрывая: «Россия должна перейти в состояние второсортной державы, неспособной серьёзно угрожать новообретённой независимости Польши. Польша же, как самое большое и сильное из новых государств, могла бы легко обеспечить себе сферу влияния, которая простиралась бы от Финляндии до Кавказских гор».

Поляки развязали войну, которая шла с переменным успехом, но всё же окончилась победой Польши: раздираемая Гражданской войной и интервенцией Советская Россия была слишком слаба, чтобы противостоять такому напору. В результате был заключён Рижский договор, по которому к Польше отходили солидные части Украины и Белоруссии.

Справедливость частично была восстановлена только в 1939 году, когда СССР ввёл на эти территории войска, а Народные собрания Западной Украины и Западной Белоруссии изъявили желание влиться в соответствующие республики СССР. Кстати, реакция Запада на эти действия колебалась от нейтральной до благожелательной, поскольку это был возврат к реалиям Парижской конференции и предложению лорда Керзона, что устраивало всех.

Всех, кроме поляков. Польское правительство в изгнании, едва заявив о себе, подняло вопрос о передаче Польше территорий, «оккупированных СССР». Более того, когда в октябре 1939 года полякам дали понять, что воевать за земли, расположенные восточнее линии Керзона, не будут ни Англия, ни Франция, своих попыток те не оставили.

Бесчисленные интриги, жалобы, попытки давления на Черчилля и Рузвельта, попытки столкнуть лбами Англию, США и СССР — поляками в ход пускалось всё. Дело дошло даже до того, что можно при желании квалифицировать как пособничество Гитлеру. Владислав Сикорский, глава эмигрантского правительства Польши, предлагал союзникам в разгар войны прекратить поставки по ленд-лизу в СССР. Дескать, только так можно было образумить советское руководство, не желавшее провести послевоенную границу так, как угодно Польше. К чести союзников надо сказать, что в этом вопросе полякам был дан от ворот поворот. Вот что по этому поводу заметил госсекретарь США Корделл Халл: «Ни президент, ни я ни на минуту не соглашались на такие предложения. Соединенные Штаты, Великобритания и Россия находились в одной лодке, которая закачалась бы и могла затонуть в результате разлада государств, вместе боровшихся против общего врага».

Постоянные жалобы поляков на то, что их обделили, сыграли свою роль. Терпение союзников лопнуло. Президент США Франклин Делано Рузвельт в 1943 году заявил, что вопрос о восточных границах Польши имеют право решать только три великие державы: СССР, Великобритания и США.

Эмигрантское правительство не остановило даже это. Оно продолжало упорствовать. Но, как известно, упрямство — привилегия ослов. В принципе, согласись премьер Станислав Миколайчик, преемник Сикорского, на условия Сталина по восточным границам Польши, его правительство могло бы превратиться из эмигрантского в настоящее. Но он стоял на своём. И потому Сталин ввёл в действие условный «план Б». Создать альтернативное польское правительство, с которым договориться будет не в пример легче.

Так оно и вышло. Эдвард Осубка-Моравский подписал тот самый договор, по которому поляки теряли неправедно приобретённое на востоке, но многократно приумножали территории на западе. Это был поистине царский подарок Сталина. А кроме собственно территорий СССР передавал Польше все предприятия немецкой промышленности, расположенные в тех землях. И сверх того — 15% немецких репараций, что составляло 2,3 млрд долларов. Для сравнения: Франции по плану Маршалла полагалось 2,5 млрд. долларов. Суммы вполне сопоставимые. Сталин умел ценить настоящих союзников и покупать лояльность.